“Семья”

1

(5 октября 2000-го года, 19:00)

Последние лучи заходящего солнца падали на детскую кроватку в углу, на игрушки, разбросанные в беспорядке по всей комнате. В закатном свете веселые плюшевые мишки на обоях, держащие огромные полосатые мячи всеми четырьмя пушистыми лапами, казались темно-бордовыми. Хозяйка комнаты - полная девушка лет семнадцати в махровом халатике нежно-сиреневого цвета - сидела на диване с ребенком на руках.

- Ты что кричишь, маленький? Не надо кричать, - ласково говорила она малышу. - Ты же у меня умница, а умницы не кричат. Или, может, ты не умница, а? Ну, перестань, перестань... Вот, посмотри, какая игрушка...

Она, не глядя, и не меняя положения, пошарила свободной рукой по дивану и, нащупав первую попавшуюся игрушку - резиновую ярко-красную с вкраплениями белого цвета собачку - повертела ей перед лицом ребенка так, чтобы он рассмотрел ее.

- Смотри-ка, какая собачка. Как говорит собачка? Ты не знаешь, как говорит собачка? Ай-яй-яй, не знаешь... Она говорит: гав! Гав!

Молодая мама сжала собачку так, чтобы она пискнула, и показала, как песик “бросается” на ребенка. Правда, на грозного пса, который может действительно наброситься, игрушка совсем не была похожа. Резиновый двортерьер, любопытно склонив голову набок и навострив ушки, казалось, улыбался не только всей своей пастью, но и черными веселыми глазами, всем своим видом показывая готовность в любую секунду завилять пушистым хвостом. Собачка, однако, не произвела на ребенка должного впечатления. Он продолжал плакать и отчаянно выпутываться из пеленок.

- Что, не нравится собачка? Ну, ладно, пусть она сидит здесь и нас охраняет, - девушка поставила игрушку на спинку дивана. - А если ты и дальше будешь плакать, она тебя съест... Ну, тише, тише, разве можно так брыкаться? Какой ты у меня сильный! Вот скоро вырастешь, будешь большой-большой и сильный-сильный и не будешь больше плакать, да? Совсем никогда не будешь плакать.

- Мам, - обратилась она к высокой и стройной женщине, которая, будто ее позвали, по мановению ока, оказалась на пороге комнаты, - почему он не замолчал, когда я с ним играла в собачку? Она ему что, не нравится?

- Нет, почему же, - спокойно ответила женщина. - Просто он еще слишком маленький. Он еще не понимает, что такое собачка. И играть он пока что не умеет. Вот подрастет, тогда она ему понравится. Правда, малыш?

Последняя фраза была предназначена уже ребенку.

- Ну, почему же он плачет? Может, ему что-нибудь надо? Вроде все нормально, а он плачет... Прямо не знаю, что делать - жалобно проговорила девушка.

- Сейчас посмотрим, - успокоила женщина дочку и взяла ребенка на руки. - Что же ты плачешь, а?.. Послушай, Юль, а не слишком ли туго ты его запеленала? - догадалась она, увидев, что малыш отчаянно пытается вырваться.

Женщина отнесла ребенка в другой конец комнаты к старому, видавшему виды письменному столу, который на время был преобразован в пеленальный; аккуратно уложила малыша на стол, и стала развертывать пеленки.

- Ну, конечно! – она всплеснула руками. - Ах, Юля, Юля... Ну, сколько тебя еще учить? Разве можно так пеленать?! Это же не кукла, а живой человек. И ему не все равно, как ты его запеленаешь. Ему неудобно, вот он и кричит. Тут кто хочешь, заплачет. Иди сюда, посмотри, как это надо делать… Вот так его укладываешь... Этот край подворачиваешь, а вот этот - сюда. Посвободнее, не надо стягивать… Вот и все… Это ведь так просто. Видишь, он и замолчал.

Женщина победно взглянула на дочь, а потом попыталась уложить малыша в кроватку, однако мать ребенка запротестовала:

- Нет, пусть он еще у меня на ручках побудет. Я его покачаю, он и уснет.

- Да его все равно скоро кормить надо. Куда ему спать? - возразила женщина.

- Ну и что, что кормить. Я его сначала покачаю, а потом покормим. Иди к маме, маленький, - девушка протянула ребенку руки.

- Ну, как хочешь. Покачай. А я пойду ему кашу варить...

Женщина вышла, а Юля с притихшим малышом опять уселась в уголок дивана.

- Ну, вот и молодчина, - ласково говорила она ребенку. - Вот и не плачь. Смотри, как хорошо, когда ты не плачешь! Скоро ты у меня вырастешь и будешь говорить. И совсем не будешь плакать. Скажешь: “Мама, я хочу кушать”. А плакать не надо будет. Ну-ка, скажи: мама… - девушка повторила по слогам - Ма-ма… Когда ты научишься говорить “мама”, а? Скоро, да? Очень скоро.

Ребенок уютно устроился на руках у матери, даже начал умиротворенно посапывать, но “мама”, конечно, говорить не захотел. Юля осторожно погладила малыша по голове, легонько провела пальцем по детской щечке.

- Ты моя прелесть, - проворковала девушка. - Ну-ка, посмотри на меня. Какого цвета у нас глазки? Голубые глазки у нас… Ты мой красивый. Красивый… Вот бабушка сварит нам кашку. Будем есть кашку? Будешь есть много кашки и тогда быстро вырастешь. Будешь большой-большой, как папа. Или как дедушка. Самый сильный. Будешь сильнее всех. А чтобы быть сильным, надо хорошо кушать. Ты спишь, да? Ну, спи, а потом будем с тобой ужинать. Кашка - она вкусная-вкусная. Ой, какая вкусная кашка!..

2

(5 октября 2000-го года, 19:30)

Вернувшись на кухню, Раиса Сергеевна глянула в окно. Солнце уже садилось… Да, времени много. За делами и не заметила, как день прошел. Женщина перевела взгляд на часы. Так и есть: восьмой час. И где, спрашивается, его черти носят? Тоже - любящий муж!.. Ему уже давно пора быть дома! Задерживается непонятно где, а весь дом на ней. Никакой тебе помощи. Ну, понятное дело, обед. Обед - это святое, это мужику, тем более такому, как ее муж, поручать ни в коем случае нельзя. Он же готовить просто не умеет; вообще не умеет, в принципе. Помнится, один раз по молодости, когда еще и Юльки не было, а Раиса Сергеевна работала, она его попросила что-нибудь все-таки сготовить. Ты, мол, раньше с работы придешь, так порадуй жену. Подумала: разносолов, вроде жаркого под винным соусом, конечно, не будет, но картошку-то он сможет отварить. Он и приготовил... что-нибудь. До сих пор никто, в том числе и он сам, не знает, что это такое было. Она установила лишь одно: нечто не совсем съедобное. Хотя называлось, по версии мужа, рисовой кашей. Спрашивается: что он мог сделать не так, чтобы испортить продукт, если при приготовлении обеда пользовался поваренной книгой? Правильно, ничего, но рис он все-таки испортил, а вместе с рисом и ее настроение. Пришлось ей, голодной, злой и уставшей, готовить ужин заново. После этого случая Вася от кухни был навсегда отлучен. Ведь перспектива голодной смерти Раису Сергеевну не очень устраивала. Да и кого она устроит?

Да, к плите его, конечно, подпускать нельзя, но и кроме обеда дел в доме полно. Кто, например, пропылесосит квартиру, прибьет вешалку? Кто, наконец, мусор вынесет? Тоже она?! Но она же, в конце концов, не железная! И ей ведь нужна ласка и понимание, хотя, конечно, кто об этом вообще думает...

С другой стороны, муж кормит всю семью, устает на работе. Выходит, что задача жены - создать ему дома все условия для отдыха. Она и старается: целый день от плиты не отходит, а если и отходит, то только для того, чтобы что-нибудь помыть, постирать, подшить или убрать. Два года назад даже ремонт сама делала!.. А это уж совсем не женское дело - договариваться с рабочими и искать по всему городу стройматериалы. Зато квартира у них уютнее некуда.

Взять хотя бы кухню. Вроде бы рабочее место, все время что-нибудь готовится, разбрызгивается, выкипает. Где тут порядку взяться?.. И то она постаралась на славу. Все-таки именно на кухне семья собирается за обедом!

Раиса Сергеевна оглядела чисто прибранную кухню… В каком-то журнале она однажды вычитала, что желтый цвет способствует пищеварению и вообще положительно влияет на настроение человека. Вот и сделала кухню желтой, даже ради такого случая мебель поменяла. Превратила место приготовления пищи в райский уголок. И сейчас здесь царил образцовый порядок: на обеденном столе - вышитая салфетка; все кастрюли, половники и гордость кухни - самовар - начищены до блеска; нарядные прихватки из лоскутков, висящие по правую руку от плиты, выглядят, как будто только что из магазина; полотенце для посуды у раковины сверкает белизной. Хотя особенно удивляться было нечему. У такой чистюли, как Раиса Сергеевна, по-другому и быть не могло.

И всегда, несмотря ни на что, встречает она мужа с улыбкой. А он вот что-то не спешит отдыхать в родном гнезде!

Музыка по радио, которое у Раисы Сергеевны было включено постоянно, неожиданно оборвалась. Приятный женский голос сообщил, что в Москве сейчас семь тридцать вечера и настало время выпуска новостей. Новости Раису Сергеевну интересовали в наименьшей степени. Она вообще всю жизнь считала, что политика - не женское дело, и образцовая хозяйка должна думать не о сложившейся международной ситуации, а о семье. О муже, о детях…

Кстати, о детях! За всеми этими жалобами самой себе на собственную тяжелую жизнь она совершенно забыла, зачем пришла на кухню. А ведь маленькому уже давно пора готовить еду. Да, с ним хлопот для нее только прибавилось. Юлька ведь ничего не умеет: картошку нормально не почистит, чего уж там говорить о ведении хозяйства... Саму еще надо воспитывать и воспитывать, а тут ребенок... Хотя, что Юля - сейчас многие дети такие. Редкая девушка теперь сумеет напечь пирогов, все норовят полуфабрикаты использовать. Оно, конечно, быстрее, но ведь домашнее и полезнее, и вкуснее. А что будет, когда маленький подрастет? Об этом лучше вообще не думать...

Да что же это она! Время позднее, а она стоит - мечтает. Раиса Сергеевна засуетилась, полезла в шкаф за кастрюлькой. Надо спешить, а то ведь с минуты на минуту заявится Вася. Придется быстро разогревать обед, бросив все дела. Он ведь ждать не любит, особенно когда возвращается с работы поздно. Он вообще должен был прийти уже час назад. Что там у них случилось? Собраний у него на работе почти не бывает, а если и случаются, то уж она-то об этом узнает первая - за двадцать лет совместной жизни с Василием научена горьким опытом, не понаслышке знает, в чем заключается смысл фразы: “Дорогая, я был на собрании”. Транспорт подвел? Не может быть. От работы до их дома, дай Бог, минут 45 ходьбы. Да и дорожных пробок в их медвежьем углу отродясь не бывало. Выпить пивка с другими он тоже не может. Не принято у них. Да и не пьет Василий. В этом смысле с мужем ей повезло. Никогда его пьяным не видела. Нет, на семейных торжествах он, конечно, выпивал рюмочку, другую, и в выходной мог себе позволить немного отдохнуть за кружкой пива, но чтобы он после этого лыка не вязал, как другие, такого никогда не было. Да и гостей они приглашают нечасто, особенно после рождения дочери. И так хлопот не оберешься, а тут еще принимай кого-то. Ну, хоть в чем-то повезло...

Она налила в кастрюльку воды, поставила на плиту, чиркнула спичкой. Огонек ярко вспыхнул в медленно сгущающихся сумерках. Вон, уже почти стемнело, надо бы свет зажечь. Куда ж Вася запропастился?!

Включив свет, женщина опять посмотрела на часы: уже почти восемь. Совсем поздно. Ну, не до утра же он на работе остался! Или... Внезапная догадка заставила ее буквально замереть на месте. Неужели опять?! Господи, сколько раз она просила его прекратить, ругалась, плакала, даже к маме хотела уйти после того случая на даче! Это она-то, которая всю жизнь считала, что задача женщины - любой ценой оберегать семейный очаг. Сколько раз он ей обещал, что этого больше не повторится! И опять... Уже в который раз, он ее обманул. Ужасно... И ведь три дня назад он тоже задержался. Сказал, что ездил искать запчасти, а потом встретил старого товарища... Как она не догадалась? Теперь опять придет домой под утро и даже придумывать в свое оправдание ничего не будет. Конечно, зачем, раз жена и так знает! Все равно все останется, как и было: она опять попросит его перестать ради Юльки, ради нее самой. Он опять поклянется, что это последний раз... А потом через какое-то время история повторится.

Вскипевшая вода, за которой никто не следил, перелилать через край кастрюльки и зашипела, попав в огонь. Это вернуло Раису Сергеевну к действительности. Да, дела не ждали. Ей надо было варить кашу и ждать мужа. Ждать почти всю ночь, все равно ведь заснуть не удастся... А потом будут объяснения, которые снова ни к чему не приведут. А, может, и не надо никаких объяснений? Не в ее силах что-либо изменить. Ей остается только смириться и надеяться, что это скоро кончится. Кончится раньше, чем он попадет в какую-нибудь неприятную историю. Хотя надежда на это у нее тоже таяла с каждым днем. Рано или поздно это должно произойти, и тогда... Лучше не думать, что будет тогда. Пусть уж все останется, как есть. Пусть лучше она будет нервничать, ожидая его с работы, и глотать горстями лекарства. Ну, в конце концов, понервничает и перестанет, зато семья их так и останется самой образцовой и даже в чем-то счастливой… Ну, уж во всяком случае, крепкой и дружной.

И ругаться с мужем не надо, даже если ее подозрения верны. Будем считать, что Василий задержался на работе. Да, до четырех утра... Хотя это уже откровенная глупость... Ну, мало ли какие дела могут быть у взрослого мужчины, главы семейства! Не обязательно же обо всем докладывать жене. Он придет. Она ни о чем не будет спрашивать, он ей, разумеется, тоже ничего не расскажет. Придумает что-нибудь не слишком правдоподобное, она сделает вид, что поверила, и все - инцидент исчерпан. Главное - чтобы все оставалось по-прежнему. Пусть это не лучший вариант, но… человек ко всему привыкает. Все равно ведь задача женщины заключается в том, чтобы быть помощницей мужу, а не лезть в его дела…

Раиса Сергеевна поплелась на балкон за крупой для каши.

3

(5 октября 2000-го года, 20:00)

Уже почти стемнело, когда Василий Георгиевич остановил машину у своего дачного участка. Он заглушил мотор и только после этого заметил, насколько тихо стало вокруг. Не было слышно ни музыки, ни грохота мотоциклов местной шпаны, ни хозяек, ведущих через забор переговоры об ужасном урожае в этом году и о секретах изготовления солений и маринадов. Больше всего Василия Георгиевича раздражали, конечно же, последние, так как по отношению к молодежи он был довольно-таки либерален для своего возраста. Точнее, подходил к этим новоявленным байкерам по принципу: “Вы меня не трогаете, и я вас не трону”. Забота о моральном облике молодежи его совсем не волновала. Исходя из этого принципа, он никогда не выбегал из дому с истошным криком: “Прекратите орать! Уже два часа ночи!”, не грозил подрастающему поколению двустволкой, заряженной солью, как это делал, например, его сосед Герман Иванович, и не подозревал их в истреблении мака на чужих огородах. Тем более что мак местная шпана действительно не трогала. Он им был просто-напросто не нужен. Зачем мучиться, собирать по былинке на всех участках эти несчастные коробочки, а потом неизвестно как их обрабатывать? Да на такое предприятие ни у кого из них не хватило бы ни терпения, ни навыков! Куда проще было стащить у отца из кошелька деньги и закупиться на них водкой в привокзальном ларьке. А всю эту историю с маком придумали хозяйки, насмотревшись на заре перестройки страшных телепередач про наркоманов и прослышав, что эти самые наркотики изготовляют как раз из данного растения. Они коллективно решили, что все те ребята, которые гоняют по окрестностям на мотоциклах и носят косухи с заклепками, наверняка должны быть наркоманами. А наркотики они, конечно, производят сами из мака, наворованного с дачных участков. С тех пор хозяйки мак сеять перестали, но продолжали пугать им друг друга, тем более что он продолжал вылезать то тут, то там уже в качестве сорняка. Что же касается Василия Георгиевича, то он в эти дела никогда не вмешивался. Шумное подрастающее поколение он абсолютно не замечал. Молодежь это понимала и в свою очередь не замечала его.

Вот с хозяйками дело обстояло куда хуже. Самое ужасное было то, что их интересы не ограничивались кулинарными рецептами и телепередачами. Как раз к чужим увлечениям Василий Георгиевич относился хладнокровно. Его бесило другое: этим дамам почему-то очень хотелось знать все про своих соседей, и, что самое возмутительное, про него тоже. Они постоянно выясняли, кто и когда приехал на дачу и когда уехал, кто к кому пришел и с какой целью, кто где работает, сколько получает и на что тратит. Причем, узнавали они все это с завидной быстротой и совершенно бескорыстно, так сказать, из спортивного интереса. Одним словом, если бы Василию Георгиевичу когда-нибудь понадобился частный детектив, он нанял бы одну из своих соседок. Но в том-то и дело, что он терпеть не мог, когда кто-нибудь интересовался его жизнью. Особенно теми фактами, о которые он стремился скрыть.

Сегодня, однако, мужчина был избавлен от досадной необходимости беседовать с соседками и подыскивать правдоподобное объяснение своему приезду… Будто нельзя человеку приехать на дачу просто так, чтобы побыть одному, отдохнуть душой, расслабиться!.. Сейчас дачный поселок пустовал. Ни в одном из домиков, тесно лепившихся друг к другу, не было света, фонари тоже еще не зажигали, отчего сумерки становились еще гуще. Тишина же казалась вовсе нереальной после городских улиц, забитых автомобилями. Это и понятно: сезон кончился, дачники приезжают теперь только на выходные.

Василий Георгиевич вышел из машины и направился к дому, на ходу доставая ключи. Под ногами умиротворяюще шуршали листья, попадавшие со старых яблонь, что росли вдоль дорожки. Черный силуэт дома отчетливо вырисовывался на фоне темно-синего неба. Но как ни любил Василий Георгиевич эти часы, когда все в мире затихает и настораживается, будто ожидая чего-то, время любоваться природой у него отсутствовало.

Домой надо было вернуться как можно раньше, иначе жена могла обо всем догадаться. Хотя это не особенно пугало: Рая - женщина не самая умная, и никуда она от него не денется, это уж точно. Она ведь не ушла даже после того, как застала его с той блондинкой на полу гаража почти пятнадцать лет назад. Конечно, это была ужасная неосмотрительность с его стороны. Уже то, что он привез ту девушку на дачу в середине лета, когда вся его семья выбралась отдохнуть, было большим риском. Но, с другой стороны, у него просто не было выбора. Не мог же он пригласить свою новую знакомую в городскую квартиру, куда в любую минуту могла нагрянуть его мать, женщина строгая и чрезвычайно принципиальная - из тех, которые ради правды родного сына подведут под монастырь. Оставалась дача… Дом, конечно, был занят, но гараж вполне подходил, тем более что стоял он довольно далеко, у самой дороги, и женщины - жена и теща - туда никогда не заходили. Василию Георгиевичу казалось, что он все предусмотрел. В конце концов, доля риска придавала его приключению особую остроту. И все действительно устроилось как нельзя лучше, пока в самый ответственный момент он не почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернувшись, он увидел замершую у приоткрытой двери Раю с расширенными не то от ужаса, не то от изумления глазами. Признаться, в тот момент он думал, что всей его семейной жизни (а, может быть, и не только семейной), наступил конец. Но ничего подобного не произошло. Жена его оказалась существом в высшей степени недалеким и дальше просьб “не поступать так больше никогда-никогда” дело не пошло. Он до сих пор не мог понять, как умудрился забыть про то, что гараж следует запереть. Ведь вместо Раи могла зайти какая-нибудь соседка, и тогда он так легко уже не отделался бы…

Нет, то, что жена может догадаться о его сегодняшней поездке, его не пугало. Но все-таки в очередной раз выдерживать семейную сцену не хотелось. Эти истерики с заламыванием рук сильно раздражали. А лучший способ прекратить их, было с сочувственным лицом выслушать жалобы этой дурочки с куриными мозгами на свою тяжелую жизнь с ним – гадом и сволочью - и раз десять повторить: “Успокойся, дорогая, это было в последний раз”. Нет уж, слуга покорный!..

Хотя с женой он будет объясняться позже, если придется, а сейчас у него было время на то, чтобы немного отдохнуть. Давно ему не представлялось такого случая. Василий Георгиевич уже даже начал побаиваться, что действительно, под давлением обстоятельств, станет добропорядочным семьянином, но тут совершенно случайно он встретил Светлану – очень милую и симпатичную девочку. Пожалуй, самую милую и симпатичную из всех.

Василий Георгиевич открыл дверь дома и вошел внутрь. Его трясущиеся от предвкушения руки уложили ключи в карман.

- Светик, а вот и я, - громко объявил он, заходя в комнату.

Ответа не последовало. Мужчина небрежно скинул плащ на стоявший у двери стул, зажег свет. Света полулежала на изрядно потертом диване, отвезенном на дачу за ненадобностью, и, склонив голову, внимательно изучала свои ногти. Казалось, она не замечала присутствия Василия Георгиевича, но он-то знал, что это всего лишь невинное женское кокетство.

- Еле вырвался, - сообщил он девушке. – Ты прости, что так поздно. На работе задержали… А что же ты в темноте сидишь?

Улыбаясь, Василий Георгиевич медленно подошел к Светлане, провел рукой по ее голове, откидывая с лица короткие темно-рыжие волосы, подстриженные лесенкой. Он был сильно возбужден, рука мелко дрожала. Потом осторожно взял за подбородок и, приподняв ее голову, заглянул в лицо.

- Твои духи меня просто с ума сводят, - промурлыкал мужчина. – Ты меня прямо в зверя превращаешь, киска.

Василий Георгиевич аккуратно, почти трепетно стянул с одного плеча Светланы яркую полосатую кофточку и нежно поцеловал девушку в оголенное плечо. Она по-прежнему выжидала, глядя на мужчину широко открытыми глазами. Губы ее были разомкнуты.

- Давай не будем терять время. Нам сейчас нужно другое… Ведь правда?.. А я тебя так люблю. Пусть эта дура набитая – Рая – малость помучается. Ничего с ней не сделается – подождет.

Мужчина переместил свои горячие губы к Светиной шее.

- Да ты намеренно так сильно надушилась, - с деланным удивлением прошептал он. – Знаешь ведь, что мне это нравится… Хочешь доставить удовольствие?.. Тогда иди сюда.

Василий Георгиевич обнял девушку за плечи и немного приподнял.

- Погоди… Дай я тебя сам раздену.

Он стянул с нее кофточку, рывком расстегнул молнию на светло-зеленом топике Светы, схватил ее за плечи и притянул к себе. Девушка в его руках откинулась назад, резко запрокинув голову. А он припал губами к ее груди… Чуть сладковатый аромат возбуждал, будоражил сознание, заставлял позабыть обо всем на свете. Василию Георгиевичу вдруг до безумия захотелось впиться зубами в обнаженное девичье тело! Останавливало лишь одно: труп Светы уже и так был порядком разложившимся, а потому одно неосторожное движение, и он мог начать растекаться прямо на глазах.

Да, Света была мертва уже несколько дней. Василий Георгиевич своими руками задушил ее недалеко от одной из станций пригородной электрички, а потом привез сюда. Такая участь постигала всех его женщин… кроме жены разве что.

Мужчина сильно сжал правую грудь девушки, не прекращая при этом целовать ее шею. Раздался хлюпающий звук - лоскут лопнувшей кожи так и остался в руке Василия Георгиевича. Не в силах больше сдерживаться, мужчина дико закричал и впился зубами в гниющее тело.

4

(29 июля 2000-го года, 22:00; тот день, когда Юлю увезли в роддом)

- В общем, надо решать, а не языком чесать! – резко оборвал словоизлияния жены Василий Георгиевич.

- Вась, ну… Ну я прям и не знаю, - пролепетала женщина.

Ее муж тяжело вздохнул и потянулся за сигаретами, которые лежали в кармане пиджака.

- Дома курить?! - возмущенно начало было Раиса Сергеевна, но потом примолкла – мужчина посмотрел на нее таким взглядом, что не смолчать было просто нельзя.

- Так… - Василий Георгиевич потер лоб. – Короче… Мы не можем все оставить так, как есть. Это ты понимаешь?

- Да, - ответила жена.

- Угу… Молодец… Ребенка у нее никакого быть не должно. Нам еще не хватало дополнительных приключений.

- И что же ты предлагаешь? – испуганно спросила женщина.

- Пусть поиграется, - через силу выдавил из себя Василий Георгиевич. – Сделаем мы ей ребенка.

- Это в каком смысле?!

- Дослушай сначала, а потом уже вопросы задавать будешь! Короче, так… Уж не знаю, чего мы там с настоящим ее ребенком делать будем. Наверное, надо просто отдать его на хрен куда угодно и все. Это если живым вообще родится… Чего б я не очень-то хотел.

- Ты видел результаты обследования, - мрачно произнесла Раиса Сергеевна. – Все должно быть нормально.

- Да знаю. Это, конечно, проблема… Ну, найти бы мне того ублюдка, который ее!.. А, в общем, дело делать надо.

- Она ведь у нас наивная такая, - плаксиво пробормотала женщина. – Соседские ребята, небось, и постарались.

- Рая, она не наивная, – предельно жестко проговорил Василий Георгиевич. – Она умственно отсталая. Называй вещи своими именами! Но не в этом суть… Значит, так. Есть у меня мысль. Придется дать Юльке игрушку. А то она совсем с катушек съедет, если мы просто отнимем у нее ребенка.

- Игрушку?.. Какую?

- Да вот такую, чтоб на ребенка похожа была!..

- Живую? – в ужасе пролепетала жена.

- Нет, Рай, мертвую! – зло бросил Василий Георгиевич, а потом чуть более мягко продолжил: - Ну, животное какое-нибудь… И похожее на ребенка.

- Поросенка, что ли?

- Хм… Слушай, а ведь ты права, - задумчиво произнес мужчина. – Поросенка!

***

Юленька трепетно прикоснулась к розовому тельцу… В глазах ее стояли слезы радости.

- Это мой ребенок? – проговорила она, почти задыхаясь.

- Ну, конечно, - ответила Раиса Сергеевна и ласково улыбнулась своей дочери.

- Мой ребенок… - шепотом повторила девушка. – Странный какой-то.

- А ты думала дети какие, пока не вырастут?.. Детишки, они именно такие и есть.

(С) Олег Малахов и Андрей Василенко, 27.12.2000.